О статье И. Эренбурга в повести "Облачный полк" речь заходит несколько раз: первый — в беседе Митьки и Лёни, затем — в разговоре Дмитрия и писателя.

Можно проследить, как меняется общественное отношение к статье. Лёня Голиков знает её наизусть, а вот писатель Виктор в 1958 году упоминает: "Про "Убей немца" сейчас не очень... своевременно. Эренбург сам не любит вспоминать. И общество..." Изменилось время. В 1958 году наладились отношения с ГДР, но в 1942 году статья звучала совершенно по-особенному.

Поводом для статьи "Убей!" , написанной и опубликованной в разгар летнего наступления немецких войск на Дону, всего за две недели до появления знаменитого приказа Сталина, получившего известность как "Ни шагу назад!" ( Приказ № 227), стали, по словам автора, письма из Германии, обнаруженные у убитых солдат вермахта, из которых становится очевидным намерение немцев превратить наш народ в рабов . Впоследствии эта и другие статьи Эренбурга подвергались критике и становились предметом дискуссий. По воспоминаниям самого автора, он ставил цель развеять существовавшие у значительной части советских солдат иллюзии о том, что, если рассказать немецким рабочим и крестьянам правду, то они побросают оружие , что миллионы [немецких] солдат идут в наступление только потому, что им грозит расстрел .

Сохранилось интересное замечание Даниила Гранина: В 1966 году одна знакомая двадцатилетняя девушка, случайно прочитав военные статьи Эренбурга, была возмущена — как так можно писать о немцах: "Немцы не люди … отныне слово „ немец для нас самое страшное проклятие … Нельзя стерпеть немцев. Нельзя стерпеть этих олухов с рыбьими глазами, которые презрительно фыркают на все русское …" — Как не стыдно! — Кому не стыдно? — Как ему не стыдно! Как не стыдно перед немцами. Так обзывать народ, нацию. Она говорила это в 1966 году. А Эренбург писал в 1942 году, в августе, когда немцы шли на Сталинград, наступали на Северном Кавказе. Я помню, как нужны нам были статьи Эренбурга, ненависть была нашим подспорьем, а иначе чем было еще выстоять. Мы не могли позволить себе роскошь разделить немцев на фашистов и просто мобилизованных солдат, шинели на них были одинаковые и автоматы. Это потом, в сорок четвертом, сорок пятом, стали подправлять, корректировать, разъяснять, и то мы не очень-то хотели вникать. А тогда было так. Были стихи Симонова "Убей его!" и стихи Суркова, статьи Толстого, Шолохова, Гроссмана, — никогда литература так не действовала на меня ни до, ни после. Самые великие произведения классиков не помогли мне так, как эти не бог весть какие стихи и очерки. Сейчас это могут еще подтвердить бывшие солдаты и солдатки, с годами это смогут объяснить лишь литературоведы. Ах, неужели сегодня кому-то наши чувства могут показаться заблуждением?